— 5 —

Известно, что покойный Государь Николай Павлович так же, как и брат его, Вел. Кн. Михаил, относились к гомеопатии благосклонно, по крайней мере беспристрастно, воздерживаясь от предубеждения против нее и недоверия, как к предмету совершенно тогда новому и мало еще известному. Очень может быть, что этой терпимостью они были обязаны беседам своим с Триниусом и его мнениям. В том же 1826 г. в Петербург приехал из-за границы с кн. Голицыной доктор Герман (Herrmann). Он был гомеопат. Заняв должность домашнего врача в семействе графини Остерман-Толстой, Герман открыл в Петербурге практику, и в 1827 г. успешным лечением в окрестностях Ораниенбаума эпидемического кровавого поноса обратил на себя внимание Вел. Кн. Михаила Павловича, — обстоятельство, которое, как увидим, имело весьма важное влияние на судьбу гомеопатии в Рoccии. Врачебная практика в лучших домах Петербурга перешла к Герману, о чем Зейдлиц не без иронии замечает, говоря: «Гомеопатический способ лечения, как и следовало ожидать, пришелся по вкусу многим знатным лицам в Петербурге. В нем они увидели спасение от всех болезней. Слухи об этом дошли до Государя», — добавляет он. Действительно, со времени приезда Германа известность гомеопатии и успехи ее у нас настолько расширились, что заставили говорить о себе даже медицинскую литературу. Доктор Маркус (Marcus), издававший в Москве «Врачебные записки», поместил в них статью свою «Гомеопатия г. Ганемана», в которой, подобно Замену, рассматривает ее критически, хотя и не столь глубоко, как последний, и приходит к тому заключению, что «гомеопатия, несмотря на свои недостатки, очевидно и теперь уже оказывает благотворное влияние на медицину». Чтобы ближе ознакомить читателя с мнением Маркуса о гомеопатии, приводим сущность статьи его.

«Незадолго до появления гомеопатии, гуморальная патология уступила место своего господства учению Кёллена (Сullen) — патологии солидарной. Обстоятельство это, лишив медицину основного единства, дало полный простор вторжению разнородных врачебных систем, преимущественно Брауна (Brown) и зоономии Дарвина. Вскоре после того, из осколков системы Брауна построилось учение Стааля (Stahl), которое, при тогдашнем влиянии на медицину натуральной философии, не могло продлить своего существования, и в свою очередь было забыто при появлении систем Бруссе (Вroussais) и Разори (Razori). Стремление Ганемана дать медицине надежное основание среди раздоров и неурядицы, постигших ее, может назваться замечательным событием, тем более, что порицая построение теорий, он ставит основание свое на твердой почве опыта, и если принять в соображение, что открытие его совпадает с эпохой открытия Дженнера (Jenner), то конечно основной закон гомеопатии: идиопатическая болезнь устраняется подобной же искусственно вызванной, лучше объяснен быть не может, как посредством предохранительного оспопрививания. Суждения о гомеопатии тогда только могут быть точны, когда примется в расчет отношение ее к господствующей медицине, ибо тогда выяснится, что соотношение ее основания с открытием Дженнера возводит гомеопатию не только на степень продукта нового процесса развития медицины, но и ставит ее наряду с теми двигателями, которые доводят науку до совершенства».

«Гомеопатия, несмотря на свои недостатки, очевидно и теперь уже оказывает благотворное влияние на медицину: эмпиризм, как одна из основ нового учения, препятствует построению гипотез и переносит борьбу на почву опыта; его динамизм ограждает науку от объяснений построенных исключительно на началах физики, химии, вообще материализма; испытание лекарств на здоровых людях вносит свет в понятия о их действии и вводит порядок в фармакологию; значение и важность, придаваемые патогенетическим, по видимому, ничтожным признакам, совершенствует семиотику; физиологию, объявленную Ганеманом несостоятельной, побуждает к созиданию прочного основания путем опыта: употребление малых приемов ограничивает зло причиняемое общеупотребительными массивными дозами лекарственных веществ, а строгая диета гомеопатии поставит диетику на степень рациональной науки»1.

Из этих рассуждений мы видим, что Маркус не только не отрицал истин гомеопатии и научного ее достоинства, но смотрит на нее как на «могучего двигателя медицины на пути ее развития «, и если затем Маркус, несмотря на такой взгляд свой, впоследствии, как увидим, официально высказался против гомеопатии, то думаем, что поступая таким образом, он руководился соображениями, не имевшими ничего общего с наукой.

Таким образом, несмотря на скудость подробных сведений о первых успехах гомеопатии в Poccии, мы на основании вышеприведенных фактов можем сказать утвердительно, что в половине двадцатых годов нынешнего столетия, года два-три после появления ее у нас, она успела уже настолько заявить себя, что перестала казаться «курьезом» в области медицины. Она начинает привлекать к себе внимание не только частных людей общества, но и врачей, из которых одни, как например, Штегеман, Бижель, Триниус, открыто становятся на ее сторону, другие, как Замен, Маркус, подвергают ее серьезной критике и находят, что новые начала, провозглашенные Ганеманом, имеют свою цену и достоинство; ей покровительствует Цесаревич Константин, а его лейб-медик пишет и издает для публики руководство к «домашней» медицине. Этого мало: в то время, как один из самых видных корифеев петербургского медицинского мира находил в новом учении «бессмыслицу», гомеопатии представлялся случай если не полного торжества в России, то по крайней мере случай занять такое положение, пользуясь которым она, по всей вероятности, нашла бы способы к свободному и независимому у нас существованию, к дальнейшему развитию и совершенствованию. Случай этот, о котором мало кто знает, заслуживает быть внесенным в протокол истории. Дело было так. В Ораниенбауме больные египетским воспалением глаз, о котором мы упоминали выше, были поручены доктору Шерингу, узнавшему гомеопатию еще в 1823 году, по прибытии Адама из-за границы. Способ лечения, которым он пользовал своих больных, в сущности был гомеопатический, но «страха ради иудейска» осторожный Шеринг называл его «специфическим». Однажды Император Николай посетил его лазарет и спросил: «Ну что, как идет твое лечение?» — «Очень успешно, Ваше Величество», — отвечал Шеринг. — «Так ему надо дать ход…», — с живостью и решительным голосом сказал Николай. — «Еще рано, Государь!», — отвечал ему оторопевший Шеринг, сообразив, что такая непрошенная протекция гомеопатии не обойдется ему даром со стороны военно-медицинского начальства1.

Счастливый момент был пропущен, но благодаря добрым намерениям Вел. Кн. Михаила Павловича, луч надежды на успех гомеопатии, которого так желал Император Николай, еще раз блеснул в нашей истории и… померк в массе туч, воздвигнутых юпитерами-громовержцами.