— 366 —

и в специальных сочинениях стали еще больше смеяться и издеваться над ним; молодым врачам систематически внушали самое сильное отвращение к гомеопатии.

Политические и беллетристические газеты, конечно, служили большинству. Аллопаты находили здесь желанное, свободное ристалище; здесь им не угрожали ни возражения, ни опровержения даже самых невозможных утверждений, потому что, за очень малыми исключениями, о которых вряд ли стоить упоминать, все подобные органы прямо отказывались печатать восстановление даже самой явной лжи или исправление исторических неверностей и даже не давали места засвидетельствованным фактам. В этом отношении всего поразительнее действовал журнал «Gartenlaube».

Всякого врача, который выгодно отзывался о гомеопатии, тотчас заподозревали в ереси; того же, кто лечил гомеопатически, считали парием, его исключали из союза врачей и преследовали с ненавистью. При этом было совершенно безразлично, доказал ли он достаточно перед тем свои неутомимые честные стремления, обладал ли он безупречным характером, — он был еретик, его клеймили как такового и подвергали нравственному сожжению. Почему? Потому что у него были другие научные взгляды, чем у аллопатов. То же самое продолжается и до сих пор. Людей, занимавших важные должности, если они осмеливались открыто защищать признанную ими истину, вытесняли — достойным внимания образом. Если так твердо убеждение в «нелепости» гомеопатии, то гласность была лучшим оружием против нее. Шарлатанство боится света. Если бы хотели честно побороть гомеопатию и были твердо уверены в себе, то к чему вытеснили, например, человека, который публично стал защищать ее? В. Рапп, профессор медицинской клиники в Тюбингене, в печальное время всеобщего терапевтического разъединения, в эпоху господствовавшего нигилизма возымел сильное желание изучить сочинения тех лиц, которые не отчаивались в прекрасном врачебном искусстве и не восклицали вместе с проф. Дитлем: «В знании, а не в деле заключается наша сила», но, как Ганеман, твердо придерживались взгляда: «Существует искусство выздоровления!».

— 367 —

Рапп нашел, что обвиняемый в ереси Ганеман открыл, конечно, в твердой скорлупе много хорошего и пригодного, и он имел достаточно мужества, чтобы публично отстаивать свое убеждение. Последствия можно было предвидеть. Вскоре достигли того, что министерство потребовало, чтобы он отказался от клинического преподавания и удовольствовался бы чтением теоретических лекций, но с другой стороны, не преминули «отнестись с должной похвалой к прекрасным качествам Раппа во всем остальном и к его неутомимому научному рвению». При таком положении дела он подал в отставку (1854) и был переведен в Роттвейл в качестве главного окружного врача с сохранением титула и чина и с соответствующей пенсией.

Число слушателей Раппа было больше, чем у его предшественника Вундерлиха. У этого последнего в продолжении последних 6 семестров на его теоретических лекциях было 99 слушателей, а у Раппа в тот же период времени (лето 1851 г. до зимы 1854 г.) 145. Клинику Вундерлиха в соответственное время посещали 191, а клинику Раппа 228 студентов. В настоящее время Рапп занимает должность Вюртембергского лейб-медика1.

За несколько лет до этого проф. Гендерсон, заслуживший уважение ученого миpa и имевший многочисленную аудиторию, на том же основании был изгнан из Эдинбургского факультета. Вообще в Англии борьба велась со стороны аллопатов с сильнейшим ожесточением. В 1851 г. тамошние университеты St. Andrews и Эдинбургский, а также Королевская коллегия врачей (Royal College of Physicians) приняли решение впредь не давать ни одному студенту-медику докторского звания, прежде чем он не обяжется торжественным обещанием никогда в жизни не заниматься гомеопатией.

Каждого врача-аллопата изгоняли из союза врачей, если он осмеливался совещаться с гомеопатом, и такого образа действий придерживались очень строго2.

Точно так же действовали во Франции3 и в других «культурных»
———————————————————————————

1 27 ноября 1886 г. проф. Рапп скончался. — Ред.
2 Allg. hom. Zeitg. Bd. 54. S. 80. u. Bd. 65. S.32.
3 Ib. Bd. 43. S. 140. u. Bd. 46. S. 364.

— 368 —

странах. Везде повторялись те же самые нападки, сила которых всегда соответствовала степени распространения гомеопатии — совершенно так же, как в Германии.

Так действовали и продолжают еще действовать аллопаты устно и письменно. Чтобы составить себе суждение о теперешнем способе ведения борьбы, следует познакомиться с действиями отдельных еще живущих противников.
———————————————————————————

«Чудеса гомеопатии, поручаемые вниманию всех друзей истины, в особенности же правительств, проф. д-ром Каршем в Мюнстере» (Die Wunder der Homöopathie, allen Freunden der Wahrheit, insbesondere den Regierungen an’s Herz gelegt vоn einem Kenner derselben, Prof. Dr. Karsch in Münster. Sonderhausen. 1862).

Карш передает и доказывает в своей книге читателям следующее: Ганеман, хотя и обладал знаниями, но не мог добывать достаточных средств для себя и для своего семейства, а потому с отчаяния он ударился в шарлатанство и основал гомеопатию, в которую сам не верил. Последнее Карш доказывает таким образом: Ганеман и гомеопаты будто бы говорили, что Ганеман с 1790 г. уклонился от обыкновенного пути. Карш приводит несколько случаев, когда Ганеман после 1790 г. еще предписывал большие приемы лекарств и иногда высказывал обычные взгляды. «Следовательно»: Ганеман сам не был убежден в своих гомеопатических принципах; «все это сказки», «гнусная ложь», «завирание».

То же самое говорилось и о псоре, с учением о которой Ганеман познакомился против своего собственного убеждения. Таким образом, вся гомеопатия была продуктом доведенного нуждой до отчаяния хитрого шарлатана, вопреки его лучшим знаниям, с единственной целью обогащения на счет глупого человечества. Врачи-гомеопаты имели ту же самую цель.

Следовательно, у Карша была трудная задача. Пересмотреть, и прочитать сочинения Ганемана, находиться в положении свидетеля его глубокой серьезности, его необыкновенного трудолюбия в работе и наблюдении, и затем еще утверждать и на основании именно этих сочинений доказывать, что он сам не был убежден

— 369 —

в своем учении — действительно! Для этого, наряду с другими качествами, нужно было обладать мужеством, которому следует удивляться. Если бы мы захотели следить за работой автора фраза за фразой и обсуждать его действия, то конечно самый терпеливый читатель скоро потерял бы терпение. Мы приведем только немногие образцы работы Карша.

Он говорит на стр. 66 о нападках Ганемана на врачей императора Леопольда (ср. выше стр. 96 и след.) и утверждает, что Ганеман не имел достаточных сведений о лечении и, несмотря на то, нападал на способ лечения — «он, который, собственно говоря, вряд ли когда-нибудь самостоятельно лечил больных». О 4-кратном кровопускании, о котором, в виду телесной слабости императора, именно и шел вопрос, Карш очень, очень осторожно умалчивает, но зато тем охотнее называет лейб-медиков «признанными и превосходными практиками». При этом он упоминает также о д-ре Штёллере, но называет его Штёлтером. И замечательно! Его называют также Штёлтером и в анонимных «Чудесах гомеопатии» 1833 года стр. 5. Карш хотя и не упоминает об этой книге, но очень подробно с ней знаком и даже заимствовал ее заглавие. Но в том сочинении говорится с особым ударением о кровопусканиях; в то время они еще были научными и отвержение их было очень большой погрешностью Ганемана, которой одной уже было совершенно достаточно, чтобы уронить его в глазах читателей, так что собственно совсем не было нужно называть лейб-медиков «превосходными и признанными практиками». Карш же не мог настаивать на кровопускании, должен был действовать иначе и охотнее называл «превосходными» практиками врачей, на которых он однако с ужасом взглянул бы, если бы они появились у его одра болезни с красным бинтом и шнепером для 4-кратного кровопускания.

На стр. 60–61 автор проявляет такую же искусность, упоминая о случае с Леншке (сравни выше стр. 260 и след.), о котором рассказывает, что он лишился жизни при гомеопатическом лечении, «вследствие неудовлетворительной помощи искусства». Что эта «неудовлетворительная помощь искусства», предназначенная аллопатами пациенту, страдавшему уже ранее хронической

— 370 —

болезнью легких, состояла в кровопускании и проч., об этом ничего не должно было быть упомянуто, потому что это не соответствовало бы цели сочинения. Поэтому Карш и не говорит ни слова об этом.

Ганеман в одном письме к Гуфеланду писал, что он одно время, около 1790 г., отчаивался во врачебном искусстве и стал меньше заниматься им. Карш упоминает об этом и говорит на стр. 43: этому противоречит утверждение Ганемана, которое он высказал «после того, как он, якобы, потерял веру в это искусство», и приводит место из «Руководства основательно излечивать старые недуги и проч.» Ганемана, где этот последний говорит о своих успешных результатах и восхваляет их. Ганеман писал это в 1784 г., но Карш переносит это сочинение на 1794 г.; только таким образом мог он воспользоваться для своей цели изречением Ганемана. Но Карш имел в руках это сочинение, потому что он цитирует из него дословно, с указанием страниц. Между прочим, Ганеман говорит здесь о весьма ограниченном классе болезней, а не о врачебном искусстве вообще. Карш, совершив это деяние, становится и восклицает о лицемерии Ганемана: «О! Вы, потенцирующие гомеопаты! Поистине, что остается в ваших потенциях, где здесь умилительная добросовестность, хваленая скромность! Где доказательство ваших дерзких утверждений!».

При таком способе ведения борьбы едва ли нужно упоминать, что Карш выставляет само сочинение в довольно дурном свете, и на стр. 42 называет его «совершенно ничтожным» (ср. суждение проф. Бальдингера выше стр. 68).

О сочинении Ганемана о мышьяке он говорит на стр. 24:

«Ганеман написал также сочинение об отравлении мышьяком, где советует как испытанное противоядие уже рекомендованную Навиром мыльную воду (Navier. Gegengifte des Arseniks. Greifswald. 1782), а именно — один фунт тертого мыла облить 4 фунтами кипяченой воды, кипятить 2 минуты, размешать мутовкой и принимать через 2 часа по чашке». Вот всё, что говорит Карш об этом сочинении и именно с переданной здесь типографской отметкой. Он обращает внимание читателя на мыльную воду, говорит подробно о ее приготовлении, о мешании мутовкой, кипячении и проч., как будто бы это было

— 371 —

главным содержанием сочинения. О главном же вопросе, на котором вертится все сочинение, он не упоминает ни слова. К тому же он преминул даже приписать мыло другому и называет Навира, и совершенно темно приводит то место, где этот последний говорит о мыле, как будто бы он, Карш, нашел его, между тем как именно Ганеман приводит цитируемое Каршем место (Arsenikschrift, стр. 98), который следовательно ни в каком случае не хочет присвоить себе мыло, как чужую собственность.

Карш прибегает к такому же маневру, рассуждая и о Mercurius solubilis, стр. 26. Здесь он упоминает, что до Ганемана уже была известна ртутная закись, и в доказательство приводит, также против Ганемана, двух авторов. Но на этих обоих авторов уже ссылается сам Ганеман, о чем Карш умалчивает. Правда, этот последний, вызванный одним гомеопатом, признает, что Ганеман был очень сведущий человек и отличный химик, но изображает всю его деятельность так уродливо, отчасти даже совершенно неверно, и в такой степени умаляет ее, что читатель должен был получить совершенно ложное понятие о деятельности Ганемана. Он точно так же не понял или не хотел понять значение «пробы вина».

Что Ганеман, вопреки своему точному учению, сам давал очень сложные смеси, Карш доказывает с уверенностью и со свойственной ему ловкостью. Как известно, Ганеман лечил помешанного Клокенбринга в 1792 г. При случае Ганеман рассказывает, что, к его удивлению, помешанный, сам из своей головы, прописал себе рецепт против сумасшествия, причем форма и доза были в высшей степени правильны; начало было следующее: Rр. Sem. Daturae gran. II. «Жаль, вечно жаль, — восклицает Карш, — что нам неизвестны остальные драгоценные ингредиенты». Таким образом на основании той Ганемановской критики рецепта помешанного должно следовать доказательство, что Ганеман, вопреки своему учению, применял смеси, и что в этом случае о гомеопатическом лечении не может быть и речи. Из рецепта помешанного вообще ничего не следует. Ганеман не говорит, что сам предписал его. Что Клокенбринга лечили не гомеопатически, явствует из того, что Ганеман дал