— 48 —

О содержании и цели всей «Программы» д-ра А. Бека

Всякое новое открытие бывает встречено сопротивлением и возражениями. Это естественно и необходимо. Гомеопатия тоже со дня своего рождения подвергалась бесчисленным нападениям, что однако же не помешало ее распространению по всем частям света. И мы не имели бы никакого повода быть недовольными не только возражениями, но даже нападениями собственно, если бы возможно было видеть, что нападения производятся единственно ради науки и истины, и если бы оно выражалось всегда хотя с соблюдением должного приличия. Напротив, в суждениях аллопатов, гордых числительной силой своей древней корпорации, влиятельными обществами и господствующими факультетами, мы всегда почти находили высокомерное пренебрежение, злые сарказмы, оскорбления и брань. Встретив вместо всего этого в «Программе» серьезный тон, изложение чисто научных вопросов и по-видимому желание действительно разрешить существующие сомнения, мы уже можем почитать себя счастливыми. Мы по крайней мере имеем случай отвечать в том же тоне и, пользуясь правом свободной защиты, отстаивать свои убеждения как умеем, без всякого враждебного чувства.

Прочитав последние строки «Программы», мы сожалеем только об одной фразе, неблагозвучной особенно в наш либеральный век. Составители программы требуют, чтобы гомеопатия выдержала именно то испытание, которому они желают подвергнуть ее, произвела те эксперименты, которые они считают необходимыми, и чтобы в противном случае она была признана за «общественное зло, требующее ограничения».

Один греческий философ проповедовал единство Бога. Учение это стало распространяться. Приверженцы старого официального учения восстали против этого «общественного зла» и Сократа казнили смертью. Тогда ученики его должны были смолчать. Но остановилось ли, умерло ли учение?

Когда Гарвей обнародовал свое достопамятное открытие кровообращения, Парижская медицинская академия тогда и долго после того говорила, что Гарвей покушается на бессмысленные нововведения. Было запрещено признавать эту новую физиологическую функцию, не позволяли и говорить о ней. Кто же теперь еще скажет с Гюи-Патеном: «Malo cum Galeno errare quam cum Harveyo circulator esse»?

Ha Галилея возложили церковное покаяние. Но кто же окончательно одержал победу перед судом науки?

И мало ли таких примеров! Не только история науки, вся история цивилизации состоит из таких фактов, то есть борьбы истины с предубеждением.

Профессор Bouillaud говорит:

«Самая прискорбная участь, которой подвергается всякий прогресс, есть оппозиция, более или менее сильное сопротивление. Всякая реформа, всякий переворот в науке совершается не иначе, как по очищении этим тяжелым испытанием. Никто не может безнаказанно открыть какую-нибудь великую истину, особенно когда она противоречит общепринятым понятиям, поддерживаемым сильными властью и почетом. Чем реформа более важна, более глубока и основательна, тем более oнa встречает оппозиции».

Между тем, тот же самый автор в другом месте говорит: «Если бы я даже собственными глазами видел успех гомеопатического лечения, то все-таки не поверил бы!».

Можно не верить в самое очевидное, можно всеуничтожающим ножом скептицизма подрываться под величайшие истины, но прибегать к «ограничению», к насилию в деле науки в наш век уже нельзя. Нет, когда противники победят гомеопатию, они, как великодушные враги, предоставят ее общественному обсуждению, которое само уже сумеет постановить окончательный приговор. Если их рассуждения справедливы, если гомеопатическое лечение бесплодно, то оно погибнет как смертельно раненый вследствие недостатка жизненной силы, от истощения. Вызывать меры против гомеопатии, значит доказать собственную слабость; значит, что аллопатия может устоять только посредством посторонней помощи и вмешательства властей. Подобный способ действия давно уже оценен по достоинству.

Обратимся к рассмотрению «Программы». В ней постановлены известные (уже приведенные) «условия лечения».

Правда, аллопатия усердно и с успехом трудилась над изысканием последовательности развития болезней, но этого далеко еще нельзя сказать об исследовании самого больного, как субъекта, которому нужно помочь, которого нужно вылечить.

Сосредоточивая почти все внимание на исследовании местного расстройства или на названии общего изменения организма, аллопаты довольствуются тем, что, как думают, дошли до этого знания; дальше они не смотрят и никогда не индивидуализируют болезненных случаев. Это одно доказывает, что аллопатическая терапия нерациональна и неудовлетворительна. Если даже допустим, что диагностика бывает точная, то a priori все же нельзя определить плана потребного последовательного лечения. Такого плана нельзя согласовать во многих случаях с ходом болезней, представляющих много видоизменений. Подобную методу можно было бы допустить, если бы болезнь, какого бы ни было названия, сопровождалась у всех субъектов одними и теми же симптомами, в одно и то же время, без различия пола, возраста, телосложения, темперамента, идиосинкразии, жизненности больного, времени года, климата, привычек и т.д. Если ход болезни не может быть вперед с точностью определен, то каким же образом хотят вперед определить план лечения!