— 69 —
По поводу некролога д-ра Розенбергера нам приходится сказать еще несколько слов. Из приведенных нами выражений барона Майделя о д-ре Розенбергере можно подумать, что он, которому приходилось в больнице чернорабочих «переживать тяжкие минуты», который игнорировал «проповедников гомеопатии» и ожидал, когда здравый смысл отрезвит ее приверженцев, был противником учения Ганемана. Возможность такого заключения вызвала в свое время объяснение со стороны друга и товарища Розенбергера В. И. Даля, который в письме в редакцию «С.-Петербургских медицинских ведомостей» писал: «Слова барона Майделя «Нам очень хорошо известно, что д-р Розенбергер, в качестве наблюдателя, прожил тяжкие минуты, но что он в тоже время основательно вникнул в сущность гомеопатии» кажутся загадочными, особенно после того, как несколько строк выше говорится о шарлатанстве, оскорбляющем достоинство врачей всей империи. Этими словами как нельзя яснее выражается, что мнение д-ра Розенбергера о гомеопатии было весьма нелестное.
Если, как говорят, он основательно узнал сущность гомеопатии, то у всякого, интересующегося наукой и личностью д-ра Розенбергера, должен возникнуть вопрос: какое же мнение имел об этом предмете человек столь ясного ума, столь горячий приверженец истины, как он? На этот вопрос я позволю себе ответить письмом (ко мне) Розенбергера от 10 февраля 1863 года, хранящемся у меня и которое я охотно могу показать всякому, желающему удостовериться в истине. В этом письме сказано буквально:
1) «Я признаю целительное действие гомеопатических приемов во многих случаях, но все-таки в известных, до сих пор еще не определенных границах.
2) Это ограничение относится частью к степени деления лекарства, частью к качествам самого средства, а наконец и к болезни, ибо по моему мнению не все болезни одинаково доступны гомеопатическим средствам (следуют примеры).
3) Далее, мое мнение таково, что гомеопатия составляет весьма интересную часть медицины вообще, но что она во всяком случае составляет меньшую ее часть, и что, наконец, стремление и надежды гомеопатов низвергнуть все до сих пор существующие медицинские системы и покорить их гомеопатии есть ничто иное, как громадное заблуждение».
Затем следует несколько случаев излечения гомеопатическими средствами. «Тебя, вероятно, обрадует, если я тебе признаюсь, что в иных случаях сам обращаюсь к гомеопатам и что довольно часто пользовался их добрыми советами. Так, например, в одном случае весьма устарелой нервной одышки у женщины мышьяк довольно высокого деления имеет весьма благодетельное влияние, и хотя припадки возвращаются, но они значительно уменьшились. Больная впрочем не имеет обыкновения лечиться гомеопатически, хотя она и делала повторенные попытки; так, однажды, она было начала пользоваться от воспаления соединительной оболочки глаз, сделавшегося хроническим, однако без успеха, от порошков же своих с мышьяком она не отстает, а напротив принимает всегда их с успехом».
Приводя мнение Розенбергера, Даль заканчивает письмо свое словами: «Считаю лишним ко всему этому прибавлять еще что-либо от себя».
Предоставляя беспристрастному читателю сравнить отзыв барона Мейделя об отношениях д-ра Розенбергера к гомеопатии и гомеопатам с письмом последнего, мы от себя прибавим автору некролога, что если справедливы слова его, что из борьбы мнений всегда вырабатывается научная истина, то не менее справедливо и то, что из сопостановления фактов всегда выясняется историческая истина.
Возвращаемся к больнице. Прием в нее начался на другой день после ее открытия, 15 сентября 1873 года. Больные помещались за определенную плату, смотря по требуемым удобствам; так, помещавшиеся в общей палате вносили в месяц 40 р., в комнатах для двоих — по 75 р., в отдельной комнате для одного — 120 р. Плата эта считалась высшим размером, но могла быть уменьшена, смотря по обстоятельствам и средствам Общества. Больные пользовались лечением, лекарствами, продовольствием и полным содержанием соответственно состоянию болезни и правилам диеты. Не имевшие средств вносить означенную плату помещались только на счет благотворителей, плативших за каждого особо. В больницу принимались как с острыми, так и с хроническими болезнями, за исключением важных хирургических, требовавших больших операций. Больные поручались попечению ординатора, обязанного посещать их ежедневно; в случае надобности он мог приглашать на консультацию врачей, дежуривших в отделении для приходящих, причем за консультацию никакой платы не полагалось. Хозяйственная часть и наблюдение за гигиеническими условиями заведения вверялись смотрителю, избиравшемуся из врачей. Он имел помещение в том же доме, где была и больница, и в экстренных случаях в отсутствие ординатора как врач должен был подавать нужную помощь. В обоих отделениях лечебницы, т.е. как в амбулаторной, так и постоянных кроватей, во всей строгости соблюдались существующие для подобных учреждений постановления и через специальное собрание врачей представлялись Петербургскому врачебному управлению установленные срочные рапорты о числе и состоянии больных.
С-Петербургский градоначальник ген.-адъют. Трепов, будучи извещен об открытии больницы, тотчас же объявил о том в ведомостях для сведения публики. Последнему обстоятельству Дерикер придавал особенно благоприятное значение и указывал на него Обществу как на «первый официальный акт признания прав гомеопатии на участие в деле народного здравия», как на «первое выражение администрации к способу лечения дотоле игнорированному». Но едва ли был прав почтенный ревнитель гомеопатии. Ген.-адъют. Трепов был членом-соревнователем Общества, почему и счел долгом оказать с своей стороны содействие его предприятию; будь на его месте кто-нибудь другой, и конечно открытие больницы прошло бы без всякого публичного объявления. Как почитатель новой медицины, ген.-адъют. Трепов действовал по указанию личного взгляда, так же, как министры гр. Перовский и Тимашев; до официального же признания прав гомеопатии, до сравнения ее с господствующей медициной было еще далеко… Нам кажется, что публичное объявление о новооткрытой больнице для большинства не могло даже иметь практического значения, так как по высокой плате за лечение в ней она была доступна лишь достаточным людям и притом, по ограниченному числу кроватей, немногим; если же принять в соображение, что из числа последних могли поступать в больницу только те, которые постоянно держались гомеопатического лечения, то нельзя не быть уверенным, что они узнали бы о существовании ее и без объявления, как люди заинтересованные привычным способом лечения. Невелика, конечно, была беда, что петербургское население было извещено об открытии гомеопатической больницы, но та была беда, что самая больница-то не имела прочного основания, и внушала постоянные опасения за свое существование. Лишенная денежных средств, она уже в первое полугодие понесла дефицит, который раз от разу возрастал все более. Легко было предвидеть, чем должна была кончиться затея горячих друзей гомеопатии. Действительно, не дальше как через три года после объявления об открытии гомеопатической больницы, именно 1 января 1877 года, она закрылась, истощив средства Общества, а вместе с тем прекратилось и издание журнала.
По сведенью, доставленному врачом, заведовавшим отделением с постоянными кроватями, видно, что в больницу со дня ее открытия по 1 января 1877 года поступило всех больных 129 человек.
Из них: выздоровело …………… 106
получили облегчение ……………. 11
умерло ……………………….. 12
Итого………………………… 129
Защитникам и приверженцам гомеопатического лечения 9,3% смертности должен показаться необычайно великим, свойственным больницам аллопатическим, но они должны принять в соображение, что 12 чел. умерших — все, кроме одного, были одержимы безусловно неизлечимыми болезнями, а именно: 1 старческим истощением, 5 чахоткой, 1 раком желудка, 1 амилоидным перерождением печени и почек, 1 Tumor ovarii, 1 Carcinoma cruris, insufficientia mitralis и 1 только дизентерией — болезнью тоже не при всяких обстоятельствах излечимой. Вообще мы думаем и уверены, что с нами согласится всякий опытный и беспристрастный врач, что результаты трехлетнего существования гомеопатической больницы ни в каком случае не могут дать надлежащих точек сравнения с больницами аллопатическими, а следовательно не могут представить и правильных данных для вывода заключений о превосходстве гомеопатического лечения.
Что касается журнала, то он прекратился по той же причине, как и в шестидесятых годах — по малому числу подписчиков, научно подготовленных к его чтению. В редакцию журнала, как и десять лет тому назад, со стороны подписчиков предъявлялись такие требования, которых она ни в каком случае удовлетворять не могла. «Большая часть читателей, — говорит Дерикер, — требует от журнала в особенности популярных наставлений, как лечить болезни. При этом, разумеется, слово «популярное» имеет весьма много различных значений, смотря по степени образования каждого требующего. Некоторые требуют понятного даже для простого народа, чуть ли не для совершенно безграмотных. Это уж равняется музыке для глухих и живописи для слепых. А есть такие требования… Повторим для недовольных, что нашей задачей было и прежде, в 1860 году, и в особенности теперь, когда журнал издается от имени Общества врачей, прежде всего отстаивание интересов науки и привлечение по мере возможности читателей врачей, все с той же целью обратить на гомеопатию внимание людей науки, содействовать к увеличению числа русских врачей-гомеопатов… Мы стараемся дать такое содержание, которое знающих людей заставляло бы сохранять журнал как сборник сведений, полезных во всякое время. В угоду неврачам и мало приготовленным мы тоже даем кое-что, но не можем обратить журнал в орган простой популярной пропаганды, лишенной всякого значения в глазах врачей. Такой орган был бы в сущности бесполезен. Действительно, интересующиеся делом и успехами гомеопатии в России, успехами Общества и его учреждений, должны понимать это и понимать также необходимость жертв на пользу общую».