Боянус Карл. Голицынская больница в Москве, под управлением д-ра Швейкерта. — 32 —

— 32 —

Нет, не аллопатии, которая присваивает себе исключительно название медицинской науки, обвинять гомеопатию в нелепостях, мечтательных началах и противоречиях: на ней самой издревле лежит обвинение в тех же преступлениях. Все великие умы, занимавшиеся медицинской наукой с усердием и совестию, соболезновали о неосновательности всех ее учений, упрекали ее в грубых предрассудках, заблуждениях и мечтательных началах, отказывали ей даже в звании настоящей науки и низводили до степени простого эмпирического ремесла»1.

Как видит читатель, Вольский оказал своим коллегам медвежью услугу. Вместо того, чтобы подорвать учение Ганемана и поддержать авторитет аллопатии, он вызвал смeлый голос критика, который едва ли не в первый раз публично сказал старой медицине:

Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?

Скомпрометированные безрассудной ревностью Вольского, аллопаты притихли: они прекратили журнальные выходки против гомеопатии и обратились к менее рискованному средству — стали бороться втихомолку, распуская о ней в публике, преимущественно между пациентами, лишь только заходила речь о гомеопатическом лечении, разные небылицы, устарелые шуточки и остроты вроде того, например, что по гомеопатическому способу можно приготовить суп, заставив курицу пробежать вокруг кастрюли, или что для изготовления гомеопатического лекарства достаточно одну каплю тинктуры опустить в Ладожское озеро и потом из Невы принимать по чайной ложке, что гомеопаты лечат только других, но когда заболеют сами или их семейные, то обращаются к помощи аллопатов и пр. Особенно забавно слышать такое балагурство в стенах университетских, с высоты профессорских кафедр, откуда раздается просветительное слово молодежи.

С сороковых годов для гомеопатии наступила пора более благоприятная, чем та, которую она пережила в предшествовавшее десятилетие. Правда, перемена обстоятельств зависела от случая и не давала еще ручательства за прочность нового порядка, но в то время всякая льгота была желательна. В 1840 году министром внутренних дел был назначен Лев Алексеевич Перовский — человек, известный по светлому уму, энергии и честным убеждениям, которыми отличались все его действия на служебном поприще. Нет сомнения, что непоколебимое убеждение брата его Алексея Алексеевича в пользе гомеопатического лечения прежде всего предрасположило его к снисходительному взгляду на гомеопатию, затем сближение его с Далем имело на него в этом отношении решительное влияние. В лице Перовского гомеопаты увидели не преследователя, но покровителя их учения. Благодаря этому обстоятельству, в наступившее десятилетие стали появляться гомеопатические больницы. Первый опыт, как мы уже видели, был сделан в Москве, в Старой Екатерининской (потом Полицейской) больнице, где д-ру Гольденбергу была отведена особая палата для пользования больных исключительно по гомеопатическому способу; потом в 1842 г. харьковский помещик Щербинин завел гомеопатическую больницу в имении своем Бабаи; в 1844 г. кн. Л. М. Голицыну дано было разрешение открыть такую же больницу в Москве; в 1847 г. в Петербурге в больнице чернорабочих женского пола было учреждено особое гомеопатическое отделение для 50 ч. больных; в 1848 г. в Петербурге же и тоже для рабочих была учреждена больница Миклашевским.

К сожалению, сведения об этих заведениях весьма кратки. Так, мы знаем, что гомеопатическое лечение в палате Екатеринской больницы практиковалось два с половиной года — с 1 июля 1841 года по 1 января 1844 года, всех больных было 1274 чел., причем средняя смертность была 6%; в Бабаевской больнице, находившейся под управлением д-ра Гастфрейнда, в течении двух лет ее существования (в 1842 и 1843 годах) больных было 1048, из которых выздоровело 981, умерло 61 и осталось на излечении 6 чел., след., смертность была 5,82%; о результатах лечения в Петербургской больнице чернорабочих женского пола мы уже говорили (см. выше, стр. 117); о больнице Миклашевского почти никаких сведений нет, известно только, что в ней лечились paбoчиe, что в 1848 г. до 3 июня больных в ней было 30 человек и что умер из них один; долго ли она существовала — тоже не знаем. Более подробный, хотя тоже далеко не удовлетворительные сведения находим о Голицынской больнице в Москве, находившейся под управлением д-ра Швейкерта. Она была открыта в 1845 году, главным образом на средства кн. Л. М. Голицына, при участии однако ж других лиц, которые носили звание членов-попечителей и членов-благотворителей. Первые должны были вносить ежегодно по 100 р. серебром, причем приобретали право иметь в больнице кровать их имени; другие же, т.е. члены-благотворители, вносили по 10 р. в год и пользовались правом предпочтительного помещения бедных по их назначению. В известии «Об учреждении и открытии первой гомеопатической больницы», напечатанном в неофициальном отделе «Московских губернских ведомостей», 1846 г. № 1, сказано, что в годичном отчете больницы будут сообщаемы имена членов, а также число поступивших больных, выздоровевших и умерших, равно как и об израсходованных попечительством суммах на содержание этого заведения, и что отчеты эти в конце года будут доставляемы каждому члену. Были ли выполняемы эти обещания или нет — не знаем; несмотря на все наши старания ознакомиться с ходом и ведением дела в больнице, для чего означенные отчеты были бы наиболее удовлетворительным средством, нам это не удалось, хотя мы и обращались о том с просьбой к д-ру Швейкерту. Поэтому мы должны ограничиться теми сведениями о больнице, которые в 1859 году были сообщены публике самим Швейкертом.

В больницу принимались лица всех сословий, и хотя в ней было только 20 кроватей (первоначально 10), однако же с 1845 г. до ноября 1859 г., т. е. в течении 14 лет, в ней было на излечении до 1 000 чел., из которых умерло 148, что составляет смертность 7,5%; остальные же, по словам Швейкерта, или совершенно выздоровели, или получили значительное облегчение. Кроме того, в больнице были пользуемы до 3 000 приходящих больных, получивших врачебное пособие вместе с лекарствами. Болезни, которые с успехом пользовались в больнице, были: тифозные горячки, перемежающиеся лихорадки, всякого рода воспаления, острые накожные сыпи, а также хронические болезни, как например, ревматизм, подагра, водяная, чахотка, нервные боли, сифилис во всех видах, множество хирургических случаев и наружных повреждений. В больнице велась книга, состоявшая из так называемых скорбных листов, в которых история каждого случая записывалась отдельно. «Покойный доктор Гааз, — говорит Швейкерт, — постоянно удостаивал своим покровительством это небольшое лечебное заведение, часто посещал его и в знак особенного своего удовольствия препроводил в больницу письменный отзыв свой о замечательных успехах гомеопатического лечения».

Все эти сведения мы привели со слов д-ра Швейкерта, хотя предпочли бы более удобным извлечь их из таких документов, как например, годичные отчеты больницы и те скорбные листы, о которых он упоминает и в которых он отказал нам по нашей просьбе, заявленной ему шесть лет тому назад, ссылаясь на то, что они не приведены в порядок. Из других сведений, полученных нами со стороны, мы имеем ocнованиe думать, что Московская гомеопатическая больница относительно врача, которому была доверена, находилась в условиях еще более неблагоприятных, чем гомеопатическое отделение при Петербургской больнице чернорабочих, где, как мы говорили, дело гомеопатии много проигрывало от излишней заботливости д-ра Штендера о своем служебном положении. В Москве было не лучше. Швейкерт, будучи гомеопатом, состоял врачом при Московском Вдовьем доме, где лечил, конечно, аллопатически. Быть гомеопатом и в тоже время аллопатом во всяком случае плохая рекомендация для врача; такая двойственность в практике приводит к одному из двух заключений: или врач недостаточно сознает истины ганеманова учения, или же он приносит их в жертву житейским выгодам, входя таким образом в постыдную сделку со своей совестью. В последнем если не упрекали Швейкерта явно, то подозревали не только в Москве, но и заграницей. Так, корреспондент журнала «Hygea» д-р Иогансен (Iohannsen), говоря о Московской гомеопатической больнице, указывает, между прочим, на странное терапевтическое ее направление, где гомеопатия шла в союзе с аллопатией1. Если слухи эти были справедливы, то понятно, что цель, к какой стремился кн. Голицын и другие участники в предприятии, не могла быть достигнута в той мере, как они того желали, а потому неудивительно, что со смертью кн. Голицына охладело рвение и его соучастников, и больница, лишась денежных средств, должна быть закрыться (1860 г.).